Картер Браун - Том 15. Таинственная блондинка.[Объект их низменных желаний. Пока не разлучит искушение.Холодная зеленая бездна.Таинственная блондинка]
— Ну и где же я его найду?
— Я не знаю, где он живет. И не уверен, что кому-нибудь про это известно, он держит это в тайне, но у него есть контора в центре города, называется «Уильям Уоллер и компания». Хотя если там когда-то и был Уильям Уоллер, теперь его и близко нет.
— Ладно. — Я не спеша раскурил сигарету. — Давайте на минуту вернемся к девице Брукс. Не знаете ли вы кого-нибудь, кому хотелось бы ее убить?
— Нет. На мой взгляд, это настоящее злодеяние. У этой девушки был талант!
— А вам известно о других ее клиентах?
Лабелл торопливо покачал головой:
— Элинор оказывала весьма интимные услуги, лейтенант, если так можно выразиться. Когда она кого-то обслуживала, ему даже в голову не приходило, что точно так же она может обслуживать кого-то другого в другое время.
— Когда вы в последний раз видели ее?
— Мне думается, десять дней назад. В пятницу.
Это совпадало с дневником. Мои вопросы иссякли, но в силу привычки я еще несколько секунд взирал на него особым холодным взглядом копа. По-моему, это обеспокоило его не больше, чем если бы на него уставился Багз Банни[2].
— Утром я пришлю кого-нибудь проверить все те алиби, про которые вы мне сказали, — проговорил я.
— В любое время, лейтенант. — Медленная улыбка появилась на его лице, когда он взглянул на Анджелу: — Вам что-нибудь нужно, золотце, или вы пришли в качестве участника рейда?
— Элинор была моей лучшей подругой, — отрезала та. — У меня личный интерес к этому делу.
— A-а, вот, значит, как… — Он не торопясь раздавил кончик сигары в пепельнице. — Может, нам стоит подумать о новом танце для вас? «Оплакивание», нет, «Погребальная песнь по прекрасной блуднице»?
Лицо Анджелы исказилось от ярости, она перегнулась через стол и вцепилась ногтями в его физиономию. Я схватил ее за руки и с трудом оттащил назад.
— Полагаю, теперь нам надо идти, — вежливо сказал я, продолжая удерживать разъяренную красотку. — Но прежде, мистер Лабелл, мне бы хотелось попросить вас об одолжении.
— Все, что пожелаете, лейтенант.
— Как вы посмотрите на то, чтобы ради меня обновить программу комика?
— Если на его месте будет настоящий комик, представление утратит марку, — сказал он беспечно. — Не думаете ли вы, что наши посетители приходят сюда, чтобы посмеяться?
Вот теперь можно было уходить, что я и сделал, утащив за собой упирающуюся Анджелу Палмер. Дойдя примерно до половины коридора, я почувствовал, что ее сопротивление немного ослабело, и разжал руку. Когда мы миновали кухню, она остановилась и холодно взглянула на меня:
— Здесь есть запасной выход, не надо будет снова проходить через главный зал, если, конечно, вам не хочется посмотреть остальную программу.
— После танца падшего ангела все остальное кажется жалкой претензией на искусство, — искренне ответил я.
— Благодарю вас. — Она машинально улыбнулась. — Знаете, вам не надо было мешать мне выцарапать его мерзкие глаза!
— Вам вряд ли понравилось бы оказаться в столь поздний час за решеткой за оскорбление действием.
— Для копа вы необычайно человечны. — Она слегка коснулась моей руки. — Должно же у вас быть какое-то имя, кроме «лейтенант»?
— Эл.
— Эл и Анджела. — Она тихонько рассмеялась. — Звучит как комедийный дуэт: веселый болтун и маленькая простушка.
Она отворила дверь, и мы вышли в проулок за домом. Я предложил Анджеле подвезти ее до дому, и она с радостью согласилась. Когда мы туда добрались, она предложила мне выпить стаканчик, и, разумеется, я не стал отказываться.
Оказавшись в элегантно обставленной гостиной, я сел на кушетку, наблюдая, как Анджела смешивает напитки. Она принесла мне бокал, попросила извинить ее и скрылась в спальне. Я отхлебнул виски и поставил бокал на низкий столик возле кушетки. Столик показался мне каким-то пустым. Некоторое мгновение я не мог сообразить, чего на нем не хватает, но потом вспомнил, как он выглядел утром, и понял, что исчезла фотография Найджела.
Ну что ж, плакать я не стану.
Анджела вернулась в гостиную уже в другом туалете. На ней была блузка без рукавов из серебряной парчи с глубоким вырезом, заполненная двумя розовато-кремовыми волнами ее высоких грудей. Снизу — пара черных бархатных брюк до колен, настолько узких, что, по-видимому, требовался какой-то особый прием, чтобы натянуть их.
Короче, она выглядела как мечта любого парня, которую он хотел бы увидеть, придя домой, и черт с ним, с обедом!
Я зачарованно наблюдал за восхитительными очертаниями ее обтянутых бархатом округлых ягодиц, когда она брала свой бокал, затем за серебристо-розовым колебанием ее грудей, когда она направилась к кушетке. Запах ее пряных духов, как по волшебству, перенес меня в какой-то арабский рай, и я бы ни капельки не удивился, увидев рядом с этой гурией нубийского мальчика с опахалом из страусовых перьев.
— Что случилось с Найджелом?
Я кивком указал на пустое место на столике, где еще утром стоял портрет.
— Я выбросила его в мусорный ящик, он начал действовать мне на нервы. — Она отняла бокал от губ. — После того как утром я рассказала ему про Элинор, он все время о чем-то думает, но только не обо мне. — Она надула губки. — Мне это не нравится.
— Я думал, вы его любите.
— Я тоже так думала! — Ее черные глаза на мгновение блеснули, а когда она заговорила, голос стал еще более глубоким: — Но разве достаточно одной страсти для удовлетворения плотских желаний? Что скрывается за вожделением в его глазах, в которых отражается моя собственная легко ранимая нагота? Ночная тьма, зов крови, тайное предательство и порочная вина, неужели они все гнездятся за зеркалами его глаз, когда он улыбается, а его сильные холодные руки ласкают мое тело?
— А-а… — догадался я, — белые стихи, свободная любовь!
Она глубоко вздохнула, а видимые доказательства правильности моего глубокомысленного высказывания кружили мне голову.
— Вы ведь не относитесь к копам интеллектуального типа, Эл?
— Я коп практического типа, — с уверенностью сообщил я, — из тех, кто задает тысячи вопросов, пока не услышит чей-то неправильный ответ.
— Хотела бы я задать Найджелу несколько правильных вопросов!
— О чем?
— Это моя проблема. — Она сделала большой глоток. — Сама не знаю, о чем именно, но по какой-то причине с сегодняшнего утра он выбросил меня из головы. А ведь я кое-что смыслю в любви. — Она невесело рассмеялась. — Я, исполнительница экзотических танцев, имеющая самые сексуальные склонности! Но секс — это одно, а любовь — совсем другое. Любовь — это отдача обеих сторон, она должна основываться на вере и полнейшем доверии, а тем более… — Она многозначительно прищелкнула пальцами. — Все это исчезло в один миг. История моей жизни и внезапное окончание моей любви к Найджелу Слейтеру — все наступило — и произошло? — сегодня утром. Конец исповеди! — Она допила свой бокал и протянула его мне. — Наполните еще раз, прошу вас.
Я приготовил пару бокалов и понес их на кушетку. Ее руки осторожно поглаживали бедра от талии до колен, пока я не поднес ей бокал и она не схватила его.
— Не мог же он придумать эту историю о звонке Мейсона, как вы считаете? — спросила она через несколько секунд. — Или мог?
— Я так не думаю, — ответил я, присаживаясь на кушетку рядом с ней. — Зачем?
— Не знаю… Он явился сегодня около семи вечера, словно белый рыцарь, требующий моего очищения. Но у меня появилось смутное ощущение, что все это только игра. Игра! Я понимаю, смерть Элинор вывела меня из равновесия, но, честное слово, это было ужасно неискренне — то, как он вел себя. Будто все отрепетировал заранее и знал все слова наизусть. Будто я — публика и он играет передо мной.
— Он актер? — вежливо осведомился я.
— Найджел? — Она было рассмеялась, но тут же остановилась. — Дайте подумать: я не знаю, кто он и чем занимается. Никогда не интересовалась этим. Мне он казался потрясающим парнем, в которого я влюбилась почти с первого взгляда, мы были созданы друг для друга. — Она медленно прикончила свой второй бокал. — Вся эта любовь и взаимопонимание, предельная откровенность — никаких секретов друг от друга, — мы хотели быть не такими, как все! Он относился с полнейшим пониманием к тому, что я вынуждена выставлять напоказ свое нагое тело, что стала исполнительницей экзотических танцев, а не доктором литературы. Я понимала его непонятную манию — или причуду? — в отношении обуви, и, не споря, демонстрировала ему какую-нибудь пару туфелек, если это доставляло ему удовольствие. Существуют ведь самые разнообразные фетиши, не так ли?
— Туфельки-фетиши? — медленно повторил я.
— В особенности на высоких каблуках. — Она пожала плечами. — Я достаточно сильно его любила, чтобы смотреть сквозь пальцы на эту причуду: ну подумаешь, маленький невроз, говорила я себе. Может быть, в нем сидит извращенец или что-то в этом роде, в общем, кому какое дело? А уж теперь-то мне совсем наплевать, с сегодняшнего дня он для меня — прошедшее время. — Она торопливо допила свой бокал, будто кто-то собирался его отбросить, и сунула мне в руку. — Поставьте его на стол, а?
